Авторы: А. Андрущенко, А. Басин, Е. Чурилова
Санкт-Петербург: П.Р.П., 2001
224 с., ил., 22,5 х 29 см.
В издательском переплете с иллюстрированной суперобложкой. В хорошем состоянии, незначительные потертости суперобложки.
Удивительное явление – советский нонконформизм Ленинграда тоталитарных десятилетий. Филонов, Стерлигов, Кондратьев, Арефьев, Шварц или иные – все эти глубокие и тонко одаренные мастера, как ни были они одиноки, являли собою некую общую плазму, создавали не только особую иконосферу времени, но в известной мере и его творческую религию, становились хранителями высших тайн, само существование которых дарило надежду на выживание истинных художественных ценностей в царстве ценностей мнимых.
Впитав в себя дерзкие эксперименты будетлян и супрематистов, утонченные колористические поиски «ленинградского сезаннизма», искусство подлинных наследников русского нонконформизма ушло глубоко в «художественное подсознание» эпохи. Нечто «величественно-подпольное», мучительно-иррациональное мерещится в нем, и к истинным его художественным достижениям приходится прорываться сквозь окостеневшие наслоения мифов, старых идей и новых предрассудков, сквозь это вечное «старомодно!» радетелей постмодернизма или же не знающий объективности и аргументов традиционный восторг.
Если вглядеться в столь разные работы столь разных его учеников (а многие из них стали известными нынче мастерами нонконформизма), станет очевидным – именно это умение «алгеброй гармонию поверить» вкупе с напряженным спокойствием виртуозно сгармонированного колорита, культом цвета, которому покорствует не только рисунок, но и сам мотив, сюжет – эти качества делают осязаемым и узнаваемым понятие «Школа Сидлина». И, конечно же, эта поразительная сдержанность, отсутствие громогласных сентенций и фанатизма, непреклонный профессионализм. Недаром художник утверждал, что если открытый цвет действует на глаз, то закрытый – на душу. Сдержанность – то, что французы называют непереводимым словом «sobriete» – основа не только живописи художника Сидлина, но и всей его жизненной позиции. Эти качества сохранялись как единственно принципиальные и в те лихие времена, когда Сидлина и его студию старались «закрыть за формализм».
Эти качества – в основе творчества лучших его учеников. До аскетизма простые, сдержанные и мощные композиции Ю.Нашивочникова с их «немым громыханьем» упрощенных до иероглифа тусклых и энергичных цветовых форм, олимпийская сдержанность В.Егорова, гармоничный и суховатый лиризм А.Головастова, выстроенный на тонко интерпретированных мотивах примитива мир С.Сиверцева, благородная и энергичная живопись едва ли не самого значительного художника группы А.Басина, изысканное и драматичное искусство Игоря Иванова, поиски и находки многих других достойнейших художников – все это явления столь же разные, сколь и объединенные преданностью «святому ремеслу», заботливо взращенной Сидлиным. И, разумеется, объединенные другим парадоксом учителя – умением соединить профессиональную культуру, сдержанность и редкую артистичную страстность, умение найти формулу «неслыханной простоты» (Пастернак). Актеры знают и еще об одном парадоксе: произнесенные со сцены шепотом слова производят эффект куда более сильный, чем громогласная речь. Но каким надо быть мастером, чтобы возникла та тишина, в которой можно услышать шепот. Об этом вспоминаешь перед картинами Сидлина и последователей его школы.
